Большое сердце поэта журналистики Честертона

Основатель книжного магазина «Полка книг» Александр Карпюк о том, почему стоит читать книгу Гилберта Честертона «Хор»

«Мама, этот дядя научил ловить меня пирожок ртом!» — рассказала девочка, указывая на почти двухметрового писателя и журналиста Гилберта Честертона. Пока ее родители и остальные взрослые общались на серьезные темы, Честертон играл с ребенком. Да и сам был, как ребенок.

Честертон возвышается в истории английской литературы и скромно выглядывает из-за спин других более популярных авторов XX века. Он был авторитетом для Толкина и вдохновлял Льюиса. Писатели могли не соглашаться с мировоззренческими концепциями доброго гиганта, но не могли отрицать влияние.

Творец «Властелина колец» читал книги Честертона в молодости, и они оказали глубокое воздействие на него.

Честертон писал поэзию, драмы, литературоведческие работы и эссе, печатался в периодике. В самом начале карьеры англичанин пообещал будущей жене, что «впустит в журналистику поэзию». Он был скептично настроен по отношению к периодическому ремеслу. Честертону принадлежит знаменитое: «Журналистика — это когда сообщают: «Лорд Джон умер», — людям, которые и не знали, что лорд Джон жил».

Кто еще мог сделать одним из самых популярных персонажей католического священника-детектива? Книги про отца Брауна печатались даже в СССР, а в 90-е почти все работы писателя начали активно издавать. Эссеистика Честертона интересна парадоксальностью тем и обилием интересных выводов. «Хор» — один из таких текстов, в нем писатель сокрушается об утрате привычки совместного пения.

Современники по-разному относились к Честертону. Сначала все смеялись над его произведениями и думали, что это — план автора. А затем поняли, что это серьезно и про них. Об этом писала исследователь и переводчик англичанина Наталья Трауберг: «Англия в то время вступила в полосу всезнайства, всеотрицания и вседозволенности…На что ей был набожный Честертон, верящий в крестьянство, в природу, в семью, в мужество и целомудрие?». Англичанин не был морализатором, но храбым и добродушным воином, который не боялся говорить о старомодных на тот момент явлениях. Да и старомодностью это не считал. Мысль писателя будто стрела оставалась в сердце и не давала покоя читателю. Так это описывал Сергей Аверинцев: «Неистощимый, но немного приедающийся поток фигур мысли и фигур речи, блестки слога, как поблескивание детской игрушки, — и после всего этого шума одна или две фразы, которые входят в наше сердце. Все ради них и только ради них».

Большое сердце Честертона перестало биться 14 июня 1936 года. Он вернулся домой после поездки из Франции, заболел и понял, что умирает.

Болезнь продлилась недолго, смерти он тоже не боялся.

Франсис и Дороти Коллинз, которую бездетные Честертоны считали приемной дочерью, зашли к нему в комнату, он очнулся от забытья, ласково с ними поздоровался и спокойно умер.

Честертон считал жизнь не медленной эволюцией, а «рядом переворотов, в которых есть ужас чуда». В его творчестве этого через край: удивления, радости, шуток и непонятной многими серьезности. Он учил и радовался всему, даже если это было нелепо и касалось лишь пирожка, как в истории с маленькой девочкой.