Вечно молодой, вечно в Вальгалле

Эдуард Лимонов как ролевая модель для подростка

Эдуарда Лимонова можно было ненавидеть, презирать, восхищаться им и считать ролевой моделью. Однако за его эпатажной биографией многие не замечают, до какой степени это любопытный мужской типаж: вечного подростка, лишённого любой скованности, жаждущего от мира впечатлений и при этом чувственного (стоит хотя бы почитать его любовные стихи). Кинокритик и журналист Егор Сенников рассказывает, чем, помимо общеизвестных фактов, запомнится тот, кого называют Дедом.

«Ебал я ваш мир, где мне нет места — думал я с отчаяньем. Если не могу разрушить его, то хотя бы красиво сдохну в попытке сделать это, вместе с другими, такими же как и я…».

Так думал молодой повеса… Нет, не Евгений Онегин, но тоже великий русский лирический герой — заглавный персонаж книги Эдуарда Лимонова “Это я, Эдичка”. Яростный, отрицающий любые правила и устои, поедающий щи в комнатке в отеле на углу 55-й и Мэдисон-авеню, постоянно трахающий женщин, уверенный в себе и неуверенный в себе, презирающий жизнь и обожающий её… Эдичка, Эдичка — герой, почти тождественный реальному Эдуарду Лимонову.

На этой неделе Лимонова не стало — утрата, которую нам всем ещё предстоит осмыслить и переварить. Много было сказано и написано о нём — а будет, без сомнений, ещё больше. Фигуры такого масштаба отбрасывают тень не только на своё поколение, а на многие годы и десятилетия вперёд. Лимонов, определенно, был именно таким человеком.

Невозможно и бессмысленно пытаться в рамках небольшого эссе охватить всю 77-летнюю жизнь Лимонова — покойный был настолько деятельным, что даже на простой пересказ биографии потребуется не одна сотня страниц. Но можно попытаться рассказать о его феномене, а, если точнее, описать его как тип (хотя и задача довольно претенциозная — Лимонов был единственным в своём духе).

Публицистические колонки всегда требуют полемического запала, заострения. Ну вот оно — Лимонов был единственным постсоветским интеллектуалом, явленным нам во всём своём многообразии и величии. Сам Лимонов, цитируя Ленина, объяснял разницу между интеллектуалом и интеллигентом так — интеллектуалы придумывают смыслы и идеи, а интеллигенты, будучи по Ленину «говном нации», осваивают их спустя годы и десятилетия. Себя он, конечно, видел на передовой интеллектуальной борьбы и конструирования новых политических и культурных смыслов.

Эпатаж? Да, как и многое в случае с Лимоновым, но, во-первых, как глубоко и верно заметил Олег Кашин, «реальное соотношение иронии и серьезного в его политической биографии так и останется его загадкой, которую никто никогда не разгадает, и ошибкой, которую всегда будут воспроизводить те, кто захочет быть, как он».

А, во-вторых, даже если и эпатаж, то правдивый — выглянете в окно, почитайте новости последних лет, послушайте речи российских политиков — и поймёте, что мы уже довольно давно живём в мире, который Эдуард Вениаминович придумал ещё в середине 1990-х.

Придумал из эпатажа ли, в шутку, из противоречия с царившим либеральным дискурсом.

Он и был интеллектуалом в западном смысле, оказавшимся на русской почве — сам причём плоть от плоти этой самой почвы. Интеллектуал не стесняется и не боится политической жизни — напротив, для него естественно оказаться в её авангарде, сочетая это с творчеством, богемным существованием и множеством романов. Лимонов был советским до мозга костей — но не советским по тем методам, которые он для себя избирал. Никакой зашоренности, никакой стеснительности, никаких сомнений, никакого интеллигентского «простите, а можно?…».

Он не спрашивал и не просил, он требовал и заставлял. Он наступал, он боролся — даже не с режимом или Путиным, а с Системой и Государством.

И в этой борьбе использовал любые методы. Он первым (что логично для интеллектуала) осознал, как много значит эстетика для политического движения — и создал такую партию, символику которой невозможно забыть, если ты видел ее хоть раз в жизни. Лимонов, весьма осознанно отсылающий своим внешним видом к Троцкому — ещё одному вечному изгою и скитальцу русского политического пантеона, заражал своим молодёжным задором всех вокруг. Десятки молодых людей, одетых во всё чёрное, кричащие «Да, смерть!» и идущие за Вождём куда угодно — вплоть до гробовой доски… Таким было видение Лимонова, которое стало реальностью и которое лишь спустя годы стали повторять все кому не лень.

Кстати, почему чёрное? Из-за фашистов-чернорубашечников? Наверняка, но сам Лимонов объяснял просто: «Почему всегда в черном? Проще. Грязи не видно. Когда мы создавали партию, говорили всем: одевайтесь в черное. Взяли тип парня с окраин, бедного молодого человека, который идет в своих башмаках и куртке». Хотите верьте, хотите — нет; очередная тайна соотношения серьезного и иронического в его жизни.

Лимонов не был просто политиком, писателем, журналистом и возмутителем спокойствия. Он был всем этим сразу, одновременно. И везде создавал что-то новое. Из всего своего поколения молодых литераторов, зачитывавшихся Буковски и Хантером Томпсоном, он был единственным, кто смог убедительно не сымитировать их tone of voice, дурно переложив американский сленг на русскую строку. Нет, он смог именно использовать их приёмы в русском языке — и его тексты говорят тем языком, на котором общаются все вокруг: от мужчин в дорогих пиджаках, разъезжающих по современной Москве на «Мерседесах» с мигалкой до опустившегося грузчика, матерящегося на них на обочине дороги.

Отважный и упорный (до занудства), Лимонов, кажется, никого и ничего не боялся.

Не было для него такой эмоции — или, по крайней мере, как вечный подросток он не собирался никого знакомить со своими страхами и переживаниями.

И передавал это бесстрашие всем тем, кто его любил и ценил, а также и тем, кто ненавидел.

Умер великий русский писатель. Нам, тем, кто остался без него, нужно воскликнуть как тому мелкому герою из “Чумы” Камю: “Господа, шапки долой!”. Лимонов был противоречивым человеком, жёстким и даже жестоким; последние годы его жизни были и вовсе наполнены агонией борьбы и отчаянием. Но и в этом полубезумном существовании он оставался великим, сохраняющим уверенность в себе и глубоко презирающим “обывателей” и трусов.

Нам остаётся лишь читать и учиться.

А о себе покойный всё уже сказал:

«Я уже ничего не боюсь в этой жизни

Ничего — ни людей, ни машин, ни богов

И я весел как скиф. Хохоча громогласно на тризне

Хороня молодых. Я в восторге коль смерть прибрала стариков!

Прибирай, убирай нашу горницу — мир благовонный

От усталых телес. От измученных глаз

А когда я умру — гадкий, подлый, безумный, влюбленный

Я оставлю одних — ненадежных, растерянных вас»

Текст: Егор Сенников